— И где ваша Албасты?

— Здесь, — сказала зеленокоса, откинула пестрый ковер под алтарем и отодвинула ветхую деревянную крышку. Талавир увидел узкий ход в подземелье.

— Открытая дверь. Переступи порог. Мой дом открыт навстречу всем дорогам, — продекламировал Волошин и указал на лаз. Его солнцесветное настроение не изменило даже мемобомба.

Девочка с прозрачными крылышками, у которой на шее теперь болтался обломок из тела Талавира, вытащила из дыры веревку, обвила ее ногами и проскользнула в пещеру.

За ней спустились еще две.

— Ну-ка, — похлопал его по спине поэт. Талавир обвил веревку одной рукой и сполз вниз. Последним, кряхтя и отдуваясь, вывалился

Волошин.

Гул девушек эхом разнесся в большой карстовой пещере. На их крики из ниш, приступов и карнизов поднялось еще десяток детских лиц. Те, кто оставался дома, беспокойно всматривались в лицо сестер, прочли там печаль и побежали к своим нишам, чтобы вернуться с ящерицами вроде скрывавшейся в волосах Черной Коровы. Вернувшиеся с Волошиным девушки совершили странный обряд. Каждая лизнула ящерицу. Отупевшие от болезненных воспоминаний глаза снова засветились, и они принялись обмениваться новостями с сестрами.

Гнездо Ласточки наполнилось веселым шумом голосов. Это была большая пещера со следами человеческого вмешательства. Кое-где на стенах можно было разглядеть следы от инструментов, некоторые перегородки между нишами были сложены из обработанных камней. В одной из ниш было обустроено своеобразное святилище.

Дети разложили на камнях всякий хлам, собранный в Деште: шины, детали автомобилей, шлем Старшего Брата и мельчайшие переломанные упоминания о жизни до

Вспышек. Сюда же вернули картину, которой его пытались заманить в ловушку.

Стену позади алтаря закрывало закрывало.

В глубине пещеры сверкало небольшое озерце, над которым свисали сырые сталактиты. Еще дальше чернели ходы, где могли быть как спальни девушек, так и амбары с припасами. Во всю ширину стены, как и на Матери

Ветров в кабинете Белокуна было большое окно, выходившее на море. Это способствовало постоянной вентиляции в пещере, хоть и наполняло помещение кислыми прибойными запахами. У стены были аккуратно сложены большие деревянные щиты на случай шторма. До воды было больше трех касабов, и, если бы кто выпал из окна, то неизбежно разбился бы на смерть. Однако море после Вспышек было способно преодолеть не такое расстояние и залить пещеру ядовитой водой.

У окна спал грифон. Это было большое красивое животное — лев с головой птицы. Золотой мех лоснился и преображался в лучах дневного света. Какая-то из девочек уцвела его голову венком. Большие крылья были расслабленно сложены за спиной. Грифон только на мгновение открыл золотые глаза, по-кошачьи зевнул, потер клюва львиной лапой и снова сомкнул веки.

Сначала Талавира не замечали: дети носились из конца в конец пещеры по своим делам. А когда, наконец, заметили, то стали собираться вокруг. Сначала испуганно, а затем восторженно потянули к Талавиру руки.

— Это он! — вдруг вскрикнула чумазая девчонка и ткнула в Талавира пухлым пальчиком.

— Он? — переспросила старшая.

— Он, он, — закричали те, кто так и не решился подойти. — Бог Вспышек!

— Бог Вспышек! Бог Вспышек! Бог Вспышек! — раздалось отовсюду. Луна усилила крики. Талавир оторопело посмотрел на детей.

— Бог Вспышек! — зарычала рыжая девочка с дополнительными руками. Она сняла с алтаря, устроенного между детскими нишами-спальнями, разбитый шлем Старших Братьев и надвинула себе на голову, а затем откинула запирающее закрывающее стену позади святилища. Там оказались картинки, как в старых комиксах. Дети, как по приказу, устроились на пол перед алтарной нишей и приготовились слушать. Гуль поступила так же. Выражение ее лица не отличалось от детского. Она тоже хотела услышать историю.

— Люди прошлого были глупы. Они любили войну. Но убивали не ради еды! Они хотели получить землю! — Девушки захохотали, показывая, как нелепы были желания людей прошлого. — У людей были машины и была еда. — Умело орудуя четырьмя руками, рыжая девочка показала на следующую картинку. — Но машины и еду они направили друг на друга. И мясо сгорело, а машины перестали работать. И земля обиделась. Она не любит людей, которые думают, что могут им владеть. — Девочки притворно зарыдали, театрально вытирая слезы косами. — И земля взбунтовалась. И пришел Бог Вспышек. И принес себя в жертву, и прекратил войну, и оплодотворил землю сию. А теперь он пришел за нами, потому что земля наконец простила. Ей стало грустно.

Она хочет, чтобы мы жили повсюду, а не только в Гнезде Ласточки.

— Так ты заберешь нас в большой мир? — спросила рыжеволосая.

Талавир удивленно наблюдал за игрой детей. Он не сразу понял, о чем его спрашивают.

— В большой мир?

— Да!

— Ты для этого пришел, Боже Вспышек, чтобы мы могли жить повсюду! -

Девочка лет десяти довольно захлопала в ладони.

— Везде? То есть вне Дешту?

Старшие Братья были уверены, что чудовища не могут жить вне Территории К.

Засоленные, как воздух, нуждались в постоянном присутствии суету. За пределами

Кое-что его не было.

Талавир верил, что за суерным куполом все еще были земли, где жили неизмененные люди, где работали механизмы, росла неядовитая пища, шел дождь. Дети Албасты заслуживали увидеть этот мир. Но это невозможно.

— Дети солнечно-рыжего меда. И коричнево-красной земли. — Волошин положил ему на плечо руку. — Ты извини их. Когда мать строгая, дети живут в выдуманном мире.

В недрах пещеры что-то зашевелилось. Стены вздрогнули, а дети задрожали и скрылись по норам. Волошин испуганно оглянулся, еще крепче схватил Талавира за плечо и прошептал: — Только не пей ничего из того, что она будет давать.

— Хватит, — раздался пещерой голос. Хриплый и гортанный. Тень отделилась, свет коснулся чудовища. Это была огромная, похожая на медведицу женщина. На несколько голов выше его. Спутанные волосы касались земли. Длинная обвисшая грудь болталась на уровне колен. Пальцы оканчивались острыми когтями.

Животный дух, идущий от женщины, смешивался с пряным ароматом полыни из венка на ее нечесаной голове. Это была Албасты. Урод отбросил волосы и заревел: